Действительный тайный советник (с 16.04.1841). Сын надворного советника Ивана Андреевича Полетики (ок. 1726-1783), врача при карантинной заставе, и турчанки Фатимы, захваченной русскими в плен при взятии Очакова. Родился в городе Василькове Киевской губернии. На четвертом году жизни был привезён в С.-Петербург и отдан в Сухопутный Шляхетный Корпус, где пробыл 14 лет, считаясь одним из лучших воспитанников. В 1796 имп. Павел I выбрал Полетику для определения в свиту Его Величества. Военная служба Полетики продолжалась всего лишь два года. 26.02.1798 ему удалось выйти в отставку и поступить переводчиком в Коллегию иностранных дел. В 1799 служил в канцелярии вице-канцлера В.П. Кочубея. 19.11.1801 Полетику направили канцелярским служителем в Стокгольмскую миссию. Не поладив с начальником русской миссии в Стокгольме Д.М. Алопеусом, Полетика вернулся в Россию, затем служил в канцеляриях русского посланника в Неаполе Д.П. Татищева, генерала от инфантерии Б.П. Ласси и адмирала Д.Н. Сенявина (участвовал с ним в десанте на остров Тенедос и в двух морских сражениях с турецким флотом: у Дарданелл (10.05) и у Святой горы (19.06). 2.09.1808 произведён в коллежские советники. В апреле 1809 он был назначен советником посольства в Филадельфии, в 1811 переведен на ту же должность в Рио-де-Жанейро, а в 1812 - в Мадрид. 8.08.1814 он был произведён в статские советники и в том же году определён к фельдмаршалу М.Б. Барклаю де Толли «для занятий по дипломатической части». Через два года он стал советником посольства в Лондоне. Наконец, в ноябре 1817 Полетика вернулся в Филадельфию, чтобы занять должность чрезвычайного и полномочного посланника. 19.02.1818 произведён в действительные статские советники.
Возвратившись в 1822 в Россию, в 1824 в качестве уполномоченного от Министерства Иностранных Дел принимал участие в конференции об устройстве дел Российско-Американской компании, в 1825 находился полномочным министром при заключении конвенции с Великобританией и США о торговле и мореплавании в Тихом океане, состоял членом в особо составленном при МИД Комитете и 28.03.1825 получил чин тайного советника и звание сенатора. Оставаясь в ведомстве МИД, в 1825 был отправлен в Штутгарт с извещением о вступлении на престол императора Николая I, а в 1826 получил приказание обревизовать С.-Петербургскую губернию. Затем в 1828 он состоял членом в учреждённом при Сенате Комитете для рассмотрения привилегий Остзейских губерний, а в 1829 — в Комитете для рассмотрения требований российских подданных к Порте Оттоманской, в 1832 назначен к присутствованию в I-м Отделении 5-го Департамента Сената, где с 1833 был и первоприсутствующим, отличаясь в этом звании независимостью своих отзывов и мнений. Удостоен орденов Св. Анны 1-й степ. (26.07.1821, императорская корона - 14.04.1829), Св. Владимира 2-й степ. (23.11.1822) и Св. Александра Невского (22.04.1834, за труды в занятиях «Общества лесного хозяйства», в котором он с 18.04.1832 состоял президентом). Умер в С.-Петербурге и погребен на Волковом кладбище. Женат не был.
Имя Полетики, «замечательного в обществах любезностью просвещённого ума своего», связано с лучшими именами русской литературы первой четверти XIX века. Хотя сам он и не занимался литературой, но находился в близких отношениях с кружком Н.М. Карамзина и, вскоре после образования «Арзамаса», был избран членом его с именем «Очарованного Челна» (из баллады В.А. Жуковского «Адельстан»). Карамзин, Д.П. Северин, Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков, братья Тургеневы, П.А. Вяземский, К.Н. Батюшков, И.И. Козлов, много ему обязанный и посвятивший ему свое стихотворение «Явление Франчески», А.С. Пушкин и В.А. Жуковский были в числе близких к нему людей; с Жуковским Полетика сохранял дружеские связи до последних дней своей жизни. По единогласному свидетельству современников, Полетика подкупал всех своей «необидной откровенностью», умом и добротой сердца. Ф.Ф. Вигель говорил о нём: «Он был собой не виден, но умные черты лица и всегда изысканная опрятность делали наружность его довольно приятной. Исполненный чести и прямодушия, он соединял их с тонкостью, свойственной людям его происхождения и роду службы его... Он не имел глубоких познаний, но в делах службы и в разговорах всегда виден был в нём сведущий человек. Не зная вовсе спеси, со всеми был он обходителен, а никто не решился бы забыться перед ним. Всеми был он любим и уважаем, и сам ни к кому не чувствовал ненависти: если же и чуждался запятнанных людей, то старался и им не оказывать явного презрения. К сожалению моему, он одержим был сильной англоманией, и этот недостаток в глазах моих, делая его несколько похожим на методиста или квакера, придавал ему, однако же, много забавно-почтенной оригинальности. Вообще я нахожу, что благоразумнее его никто ещё не умел распорядиться жизнью; он умел сделать её полезной и приятной как для себя, так и для знакомых».
