Граф, генерал-аншеф (в 1735), обер-шталмейстер (с 1732). Из дворянского и графского рода, внесённого в лифляндскую дворянскую матрикулу. Сын барона Герарда Иоганна Левенвольде (?-1721) от брака с Магдаленой Элизабет фон Лёвен, дочерью гауптмана эстляндского рыцарства подполковника Г.И. фон Лёвена. Брат Ф.К. Левенвольде. В 1726 имел звание бригадира. С 25.05.1727 камергер при дворе императора Петра II. После его смерти оказал важную услугу вновь избранной императрице Анне Ивановне: узнав о намерении Верховного Тайного Совета ограничить самодержавную власть императрицы, Левенвольде отправил гонца к своему брату Рейнгольду, жившему в Лифляндии, с поручением предупредить об этом Анну. За эту преданность Левенвольде был пожалован императрицей в генерал-поручики и генерал-адъютанты. 22.09.1730, по инициативе обер-камергера Э.И. Бирона, был сформирован Измайловский гвардейский полк из украинских ландмилицких команд; офицерами в нём стали в основном остзейские немцы, а командование полком вверено графу Левенвольде. В первые годы правления Анны Ивановны оба брата Левенвольде, Рейнгольд и Карл Густав, были главнейшими советниками императрицы по всем важным государственным мероприятиям, наряду с Бироном, Б.Х. Минихом и А.И. Остерманом. Под влиянием Левенвольде Анна расширила лифляндские привилегии, уничтожив оговорку, находившуюся на подтверждении этих привилегий при заключении Петром Великим Ништадтского мира со Швецией в 1722: «насколько они (привилегии) совместны с системою русского государственного правления». В данном случае Левенвольде поддерживал граф П.И. Ягужинский, которому Анна при своём воцарении была также весьма многим обязана в деле восстановления своей самодержавной власти; Анна Иоанновна уступила настояниям Левенвольде и Ягужинского, вопреки мнению Остермана, а Ягужинский, в благодарность за содействие Левенвольде, был назначен генерал-прокурором в восстановленный в своем значении после уничтожения Верховного Тайного Совета, Правительствующий Сенат.
1.01.1731 произведён в генерал-лейтенанты и в том же 1731 отправлен в звании полномочного министра в Берлин и Вену, чтобы уладить польские дела; кроме того, он должен был найти жениха для Анны Леопольдовны, племянницы Анны Ивановны. Он предложил два варианта: бранденбургского маркграфа Карла и брауншвейгским принца Антона-Ульриха, которого и предпочла императрица. О переговорах Левенвольде по польским делам почти ничего неизвестно, так как он опасался доносить о них что-либо существенное в своих реляциях, но посольство его было, как видно, не особенно успешно. Прусский король Фридрих-Вильгельм не торопился приступить к австро-русскому союзу, несмотря на обещание России возвести одного из его младших сыновей на курляндский престол по смерти герцога курляндского, а австрийский император Карл VI не высказывался определенно, на ком из кандидатов в короли польские он желал бы остановиться. В конце 1732 Левенвольде был вторично отправлен в Берлин и заключил на этот раз трактат об избрании в Польше нового короля, а в Курляндии герцога, после смерти польского короля Августа II, здоровье которого за последнее время сильно ухудшилось. По этому трактату союзники обязывались употреблять все средства, допускаемые польской конституцией, чтобы во время избрания был предложен кандидат, способный сохранять покой и доброе согласие с соседними державами, поставить на польских границах армию определенных размеров во время избрания короля, чтобы охранить Речь Посполитую от всякого чужестранного влияния, т. е. вмешательства Франции в пользу Станислава Лещинского. Сепаратные артикулы касались: 1) предложения в польские короли португальского инфанта Эммануила и 2) желания русской императрицы, чтобы, по смерти герцога курляндского, был избран на его место второй сын прусского короля, Август Вильгельм. Трактат этот, известный под именем «Левенвольдовского», вызвал недовольство в Вене. Императорское правительство Карла VІ примирилось бы с обещанием Курляндии прусскому принцу, но в то же время настаивало, чтобы Фридрих-Вильгельм отказался за это от притязаний на Юлих и Берг, и по требованию имперского посла в Петербурге трактат не был ратификован. Заключив трактат, Левенвольде вернулся в Петербург, а 14.03.1733, после смерти Августа II, отправлен был в Варшаву полномочным послом. Его младший брат, камергер Ф.К. Левенвольде, уже два года находился там послом, хорошо знал состояние Польши и отношения между её вельможами, но почему-то не пользовался полным доверием русского правительства. Ему даже не дали знать из С.-Петербурга о содержании трактата, заключенного его братом в конце 1732, и о решении союзных держав возвести на польский престол португальского инфанта Эммануила; об этом он узнал через имперского посла в Варшаве. Тем не менее не желали ни вызвать его из Польши, ни послать к нему на помощь другое лицо с более обширными полномочиями, опасаясь, как бы между послами не возникла зависть, вредная для общего дела. Все эти соображения заставили остановиться на графе Карле Густаве Левенвольде, уже знакомом с имперской и прусской политикой.
Он получил самые обширные полномочия, какие когда-либо предоставлялись русскому посланнику: от мнения Левенвольде зависели мир или война с Польшей. В инструкциях ему было сказано, что Анна Ивановна никак не может допустить, чтобы на польский престол был возведен Станислав Лещинский или какой-нибудь другой зависящий от Франции кандидат. Относительно избрания нового короля посол должен был руководствоваться договорами, заключенными между Россией, Австрией и Пруссией, а при заключении «капитуляций» между новым королём и поляками проследить, чтобы были возобновлены все права, предоставленные лицам греческого вероисповедания в Польше на основании вечного мира, заключенного между Россией и Польшей в 1686. Обер-шталмейстер Левенвольде прибыл в Варшаву в конце апреля 1733 с многочисленной и пышной свитой. 3.05 братья Левенвольде (посол и обер-шталмейстер), вместе с представителями венского и берлинского дворов, отправились к примасу. Имперский посол гр. Вильчек и обер-шталмейстер Левенвольде заявили, что их государи не желают нарушать или ограничивать прав Речи Посполитой при избрании короля и что поляки могут быть совершенно спокойны, если изберут короля, который бы не был «предосудителен» соседним державам. Разговор принял весьма острый оборот, примас разгорячился и в конце концов сказал, что все старания союзных держав клонятся к тому, чтобы воспрепятствовать Станиславу Лещинскому взойти на престол, но что это противоречит дружественным уверениям их дворов. Обер-шталмейстер Левенвольде возразил, что он никого не называл по имени, но так как примас не скрывает желания поляков избрать Лещинского, то он должен ему заметить, что такое избрание будет нарушением сеймового постановления, лишившего Станислава права на корону. Кроме того, это будет несоблюдением свободы избрания, о которой хлопотал примас, потому что Франция объявила, что допустить до польского престола только Лещинского. Чтобы избавиться от присутствия на сейме нежелательных свидетелей, примас решил воспользоваться забытым старинным польским постановлением, по которому все иностранные послы должны были выезжать из Варшавы во время избрания короля. Когда послам дано было знать, что они должны удалиться, то Левенвольде отвечал, что не знает, будет ли он в Варшаве во время выборов, но если останется до того времени, то, к сожалению, не может исполнить объявленного ему закона, так как не имеет права отлучиться из Варшавы без именного повеления своей государыни, польским же уставам он не может повиноваться, особенно если они противоречат международному праву. Имперский посол граф Вильчек ответил еще более резко и решительно.
Прожив в Варшаве около месяца, Левенвольде убедился, что партия Станислава Лещинского быстро увеличивалась вследствие щедрот французского двора. Самым умным и деятельным сторонником Лещинского был Понятовский, имевший сильное влияние на примаса. Левенвольде писал в С.-Петербург, что Понятовский действует не столько в интересах Лещинского, сколько в своих собственных, что избрание Понятовского было бы еще опаснее избрания Лещинского, но что им двум никого нельзя противопоставить из польских вельмож. Левенвольде считал неизбежным вооруженное вмешательство со стороны России и думал, что она будет иметь на это большее право, если некоторые из польских вельмож, недовольные действиями примаса, обратятся к русскому двору с жалобой на притеснения польской вольности и с просьбой о защите. Не без трудов, но Левенвольде удалось уладить это дело. В его канцелярии был составлен манифест и некоторые из литовских и даже польских вельмож изъявили свое согласие на его отсылку в Петербург, за общей подписью этих «доброжелательных». Узнав, что в доме у Левенвольде стали собираться недовольные и что ими написан манифест, примас отправил к Левенвольде депутацию от польского сената, чтобы спросить: вступят ли русские войска в Польшу, или нет, и изъявить неудовольствие на то, что стесняют свободу избрания короля исключением того или другого кандидата, наконец, потребовать, чтобы сообщены были имена тех поляков, которые, жалуясь на притеснение во время сейма, просили помощи Анны Ивановны и подписались под манифестом. Левенвольде ответил, что если сенат желает, то он обратится к своему двору за разъяснением относительно того, вступят ли русские войска в Польшу, и заметил при этом, что сами поляки ищут помощи у турок и татар; что нельзя требовать от союзных держав, чтобы они спокойно смотрели на избрание такого короля, который не будет соблюдать мира с соседями; что же касается имен тех, кто бывает у него в доме, то их назвать он отказался и прибавил, что нельзя порицать людей, потерпевших насилие, за то, что они ищут защиты, тем более, что члены Речи Посполитой не в первый раз обращаются к русской императрице с просьбой о помощи. Через несколько дней после этой конференции Левенвольде выехал из Варшавы в С.-Петербург, не сообщив об этом примасу и не испросив дозволения у императрицы: он торопился лично переговорить с кабинет-министрами о более решительных действиях для устранения Лещинского.
До сих пор союзные державы не выставляли своего кандидата против Лещинского. Только императорское немецкое правительство выдвигало кандидатуру португальского инфанта Эммануила и после смерти польского короля запросило согласие португальского двора. Долгое время не получалось ответа, и уже явился другой кандидат, новый саксонский курфюрст Август, сын покойного польского короля Августа II, когда от португальского короля получен был ответ, что он желает возведения португальского принца на польский престол, но не дона Эммануила, а другого своего брата, дона Антонио. Саксонский двор завязал непосредственно переговоры с Россией и с Пруссией. Предпочитая саксонского курфюрста Лещинскому, Россия отправила Августу, в конце мая 1733, свой проект трактата, по которому, в случае избрания Августа в короли польские, он гарантировал ей все принадлежащие ей земли и области и отказался от притязаний на Лифляндию и признавал самостоятельность Курляндии. Сознавая ограниченность власти, которую он получал в Польше, курфюрст опасался принять на себя обязательство, которого он не был бы в состоянии выполнить, и в таком духе дал свой ответ. Через несколько дней после получения ответа курфюрста и после заседания в С.-Петербурге Кабинета министров, Сената и генералитета, созванных по настоянию Левенвольде, обер-шталмейстер был снова отправлен в Варшаву с предписанием, что если он в течение трех недель не получит из Дрездена ратификации курфюрста, то пусть приступит к необходимым мерам для возведения на польский престол кн. Любомирского. Но вскоре Левенвольде было приказано, не дожидаясь присылки из Дрездена ратифицированного трактата, немедленно приложить все старания в пользу избрания Августа. Левенвольде отправился в Варшаву и на пути раздавал манифест на польском языке, в котором союзные державы уведомляли поляков о вступлении своих войск на их территорию. В Варшаву Левенвольде прибыл 27.07. Он привез с собою грамоту императрицы к примасу, в которой прямо указывалось на Лещинского как на такого кандидата, которому Россия не позволит вступить на польский престол. Левенвольде широко раздавал и обещания и деньги; он истратил в Польше громадные, по тому времени, суммы, а оправдательные документы сжег, когда русский посольский дом в Варшаве подвергся разграблению, — он получил в разные сроки около 200 тысяч рублей и, кроме того, около 130 тысяч талеров.
25.08 открылся избирательный сейм. Саксонские послы и братья Левенвольде переехали во дворец немецко-имперского посла, опасаясь нападения взволнованной черни. Слухи о приближении русских войск подтверждались все более и более, и примас просил Левенвольде приказать им возвратиться; Левенвольде ответил, что он не может этого сделать, но уверял, что войска не причинят никому ни малейшего вреда, пока поляки сами не подадут к этому повода. 9.09 прибыл в Варшаву тайком сам Станислав Лещинский, проехавший по Европе под видом купеческого приказчика. 11 сентября он был выбран большинством в короли польские, а 22.09 уехал в Данциг, в сопровождении главных своих приверженцев и французского и шведского послов. В Данциге он рассчитывал дождаться помощи от Франции и заступничества со стороны Швеции, Турции и Пруссии.
Между тем братья Левенвольде и саксонские послы, продолжавшие жить во дворце немецко-имперского посла, подвергались большой опасности и находились как бы в заключении. Дворец был окружен крепким караулом; курьер, ехавший из С.-Петербурга, был остановлен и все бумаги у него отняты; только три дня спустя к Левенвольде принесли распечатанный рескрипт императрицы. Точно так же остановлено было до двадцати курьеров, которые отправлялись Левенвольде или генералом П.П. Ласси. Дворец, в котором раньше помещались русские послы, был совершенно разграблен, а дом саксонского посла уничтожен после кровопролитного сражения. 20.09 к Висле прибыло двадцатитысячное русское войско под командованием Ласси. 22.09 из противников Лещинского в Праге была составлена конфедерация, которая 24.09 выбрала в короли саксонского курфюрста Августа. Ласси не дождался приезда нового короля, а в конце 1733 получил указ выступить к Данцигу против Станислава Лещинского. Ласси, по-видимому, был доволен уйти подальше от Варшавы, потому что ему тяжело было находиться под начальством у Левенвольде, который был суров, самовластен, но в то же время нерешителен и медлителен в распоряжениях, он обременял солдат непосильными работами в Варшаве, не заботился о пропитании войска и лошадей и о приготовлении зимних квартир, и русское войско час от часу слабело, а Ласси «не смел слова выговорить, боясь нареканий от Левенвольде, который и с родным братом своим в ссоре». Младший Левенвольде, камергер Фридрих Казимир, вследствие этой ссоры, просил отозвать его из Варшавы. Просьба его была исполнена, а на его место был прислан президент Академии Наук граф Г.К. Кейзерлинг, которому пришлось играть при обер-шталмейстере Левенвольде тоже второстепенную роль.
Обер-шталмейстер Левенвольде был близок с А.И. Остерманом, и оба они недолюбливали Б.К. Миниха. Недружелюбное отношение к Миниху возникло у Левенвольде ещё в 1732, вследствие некоторых изменений в распорядке офицерских чинов Измайловского полка, сделанных Минихом, по поручению императрицы, в то время, когда Левенвольде был в Берлине и в Вене. Остерман и Левенвольде восстановили против Миниха Бирона, возбудив в нем подозрение, что Миних стремится овладеть полною доверенностью императрицы и, в случае удачи, конечно, не пощадит всех своих противников, с Бироном во главе. В начале 1734 явилась возможность благовидно удалить Миниха из С.-Петербурга, назначив его главнокомандующим над войском, которым до этого времени начальствовал генерал Ласси, и Миних был отправлен под стены Данцига. После того как Станислав Лещинский бежал из Данцига, Данциг сдался русским 28.06.1734, с обязательством быть верным королю Августу III.
За свою деятельность в Польше Левенвольде был награждён 21.12.1733, орденом Св. Андрея Первозванного, а вслед за тем отправился из Варшавы в Краков для присутствия 17.01.1734 на коронации Августа III, а оттуда поехал в Вену. Надо было не только переговорить с правительством австрийского императора об окончании польских дел, но обсудить и турецкий вопрос, так как Порта враждебно относилась к развитию австрийско-русского влияния в Польше, а крымские татары нападали на русские границы. Польские дела временно отодвинули на задний план вопрос о войне с Турцией, а теперь он опять стоял на очереди. Но в Вене не только не желали помогать России против турок, а, ссылаясь на договоры, требовали еще помощи против Франции, Левенвольде отвечал, что русские войска разбросаны в разных местах, так как часть войска находится еще в Польше, нужны военные силы в Персии и в то же время следует быть настороже против Турции, с одной стороны, и против Швеции — с другой. В конце апреля 1734 Левенвольде выехал из Вены и по дороге в С.-Петербург посетил Лейпциг и Берлин, где старался, с одной стороны, склонить Фридриха к признанию Августа и к удалению от всяких сношений с Лещинским, с другой — старался убедить Августа, чтобы он уступил Фридриху некоторые земли, дабы привлечь его на свою сторону. После переговоров в Вене, Лейпциге и Берлине Левенвольде возвратился в С.-Петербург больной и получил дозволение уехать на свою мызу Раппин близ Дерпта, где и скончался.
Влиятельная роль графа Карла Густава Левенвольде в правительстве Анны Иоанновны и личные качества его ума и характера прекрасно очерчены в отзывах двух его современников: графа Э. Миниха и В.А. Нащокина. Миних так отзывается о Левенвольде: «Кроме сего, так сказать, всемогущего любимца (Бирона), состоял также Карл Густав, старший граф Левенвольде, в той великой силе, что хотя и не занимал он никакой должности в министерстве, однако никакие дела не проходили без его ведома и соглашения; даже сам Бирон, который ни с кем другим не хотел делить власти своей у императрицы, не токмо сего мужа, доколе он жив был, при себе терпел, но также, чему дивиться должно, некоторым образом его боялся. Личные свойства и качества гр. Левенвольде действительно заслуживали почитания. Сверх острого и проницательного разума имел он совершенно честное сердце, был великодушен, бескорыстен и охотно вспомоществовал всем, кои с правым делом или просьбою к нему прибегали. Он жил весьма умеренно и без великолепия. Вид его был важен, но не неприятен и в домашнем обхождении находили его веселым и шутливым. Друзьям своим делал он добро, и кто однажды вошел к нему в любовь, тот через наговорки и клевету не скоро лишался оной. Но буде он однажды кого возненавидел, то уже бывал вовсе непримиримым». По словам Нащокина, граф Левенвольде был человек «великого разума» и правдолюбие ставил выше своей славы. Будучи полковником Измайловского полка, он привел его в образцовый порядок, и подчиненные боялись его, несмотря на то, что никто не был оштрафован по его приказу. Он любил ружейную охоту и лошадей и вместе с Бироном и А.П. Волынским подал императрице Анне Ивановне проект об увеличении и улучшении государственных конских заводов, вследствие чего были выписаны из-за границы хорошие лошади. Нащокин счел своим долгом прибавить, что он не находился в особенной милости у графа Левенвольде и не получил никакого повышения по его рекомендации, а потому отзыв его совершенно беспристрастен и вызван единственно желанием воздать должное почтение достойному человеку.
Был женат на баронессе Шарлотте фон Розен (1698-1782), дочери барона Отто Иоганна фон Розена.